– На каком инструменте ты играешь? – спросил он, отложив лютню.
– На клавесине и немного на флейте, но голос у меня слабый. Ты поешь с чувством – как настоящий менестрель.
Его глаза радостно сверкнули.
– Благодарю за комплимент. – Он наклонился к ней и слегка коснулся губами ее губ. Ее сердце учащенно забилось, и между ними вспыхнул уже знакомый огонь, требовавший утоления. Но она отодвинулась на край кровати – сейчас ей не хотелось играть в эти игры.
– Я рисую лучше, чем пою, – призналась она. – Пейзажи, лошадей и домашних животных. Мне нравится переносить на холст грозовые облака над горизонтом или лучи света, запутавшиеся в зеленой листве таинственной чащи.
– Ты сама тайна, сказочная фея, которая вотвот улетит. – Его ладонь коснулась ее шеи. – От чего ты бежишь, моя прелесть? Кроме воспоминаний, разумеется.
Она и рада была бы выложить ему всю правду, но если она упомянет свою фамилию, он будет пытаться узнать о ее жизни в Сомерсете.
– Я ни от чего не бегу, – проговорила она, отводя взгляд.
– Это ложь. Юная леди ни за что не отправится в путь без охраны.
– Мы уже говорили об этом, и я не желаю начинать все сначала.
Он поцеловал ее в плечо, погладил грудь, и она почувствовала, что тает. Как же быстро он прибрал ее к рукам!
Утро сменил день, и солнце поднялось высоко, прежде чем очередной приступ страсти был утолен. После продолжительного молчания она спросила:
– Теперь ты мне доверяешь? Я не выдам тебя. Ты меня отпустишь?
Он изумленно уставился на нее.
– Как ты можешь говорить о разлуке, когда мы только что обрели друг друга? Неужели близость значит для тебя так мало? – потрясенно спросил Ник.
– Нет, я была счастлива с тобой. Но это временное счастье. Мои тревоги и заботы не исчезли, и наши чувства еще больше все усложняют. – Серина обратила на него молящий взгляд. – Я даю слово, что не стану доносить на тебя властям. – В душе ее шла борьба: как расстаться с ним после такой ночи? Но ведь не может она связать свою судьбу с разбойником?
Значит, надо постараться забыть то, что было, и чем скорее, тем лучше, пока она не привязалась к нему. Он не только разбудил в ней страсть, но и, затронул струны ее сердца. Она влюбилась, и это пугало ее больше, чем заточение. Любовь делает человека уязвимым.
– Если тебе небезразличны мои чувства, отпусти меня, – продолжала она.
– Я не могу рисковать, – произнес он после продолжительного молчания. – Пока нет. – Он вздохнул. – Но скоро.
– Зачем же ждать?
Его взгляд прошелся по ее телу, и она смущенно потупилась.
– У меня на это достаточно причин, Серина. Единственный способ заручиться твоим молчанием, это выведать твой секрет. И я подозреваю, у тебя есть тайна, которую ты желала бы скрыть.
– Ты что же, собираешься меня шантажировать? – Она лихорадочно натянула на себя старую рубашку. Еще одно его слово, и она завопит от злости. И хуже всего, что он прав: ей действительно есть что скрывать. – Ты никогда не узнаешь всей правды, пока я сама тебе не скажу, – отрезала она. – Мне жаль тебя разочаровывать, но никакой особой тайны у меня нет.
Она вскочила с кровати и принялась натягивать на себя свои грязные лохмотья, пропахшие потом и дымом. Господи, полцарства за горячую ванну! Она встала у окна и стала смотреть, как в доме напротив служанка застилает постель.
– Почему ты мне не доверяешь? Я не предам того, кому отдалась, – проговорила она, с трудом сдерживая раздражение. – Но, видно, тобой движет низменная цель. Ты соблазнил меня, чтобы подчинить себе.
Он саркастически усмехнулся.
– Я не настолько расчетлив и хладнокровен. И ничего такого не планировал.
– Ты надеялся, что я выболтаю свои секреты в порыве страсти? – выпалила она, нервно расхаживая по комнате. Холодный пол леденил ее босые ступни. Чтобы чемнибудь себя занять, она решила разжечь огонь в камине.
– Нет, – покачал он головой, – но, признаюсь, твои кошмары меня сильно заинтересовали. В ту первую ночь, когда я поднялся к тебе, ты кричала: «Не умирай, папочка, не умирай!»
– Ну да, он умер, и что такого в этом сне? О чем ты подумал? – Она раздула пламя, и оранжевые язычки заплясали в камине.
– Ты его убила? – Вопрос прозвучал резко, как удар хлыста. – И потому бросилась бежать куда глаза глядят?
– Думай что хочешь, Ник, – произнесла она нарочито спокойным тоном. – Что бы я ни сказала, тебя это не убедит. Чем больше я буду оправдываться, тем больше ты будешь стараться проникнуть в мое прошлое, пока не отыщешь то, чем меня можно будет шантажировать. – Она оглянулась на него. – Я разочаровалась в тебе, Ник. Я считала, что ты лучше, чем я о тебе думала, и теперь презираю себя за свою наивность.
– Не казни себя. Я такая же жертва обстоятельств, как и ты. Тюремщик не должен вступать в интимные отношения с узницей, иначе он привыкнет к ней и ему трудно будет с ней расстаться.
– Ты говоришь о расставании, но я сомневаюсь, что ты когданибудь меня отпустишь.
– После нашей ночи любви я был бы последним дураком, если бы тебя отпустил. Ни одной женщине не удавалось еще разжечь во мне такой пожар и, боюсь, не удастся, если мы с тобой расстанемся.
Она удивленно покосилась на него – вот это откровение! Сердце ее подпрыгнуло в груди. Ей захотелось броситься в его объятия, но между ними столько недомолвок.
– Это к делу не относится, – нахмурилась она. – И я бы предпочла, чтобы ты держал свои эгоистические желания при себе. Впрочем, неудивительно, что ты опять думаешь только о своем удовольствии.
Он встал и поднял с пола купленную им одежду и протянул ей.